Круги от камушка - Нибин Айро

А вообще-то оно все строго. Раз в два-три занятия, то есть в десять примерно дней, чаще я стараюсь его у себя не оставлять. И без того слухи потихонечку ползут. Официальная наша легенда – что будущее светило науки, ввиду неумолимо надвигающихся экзаменов, ходит к репетитору заниматься дополнительно историей (и это чистая правда, хоть под дверью подслушивайте), а после занятий иногда заруливает ночевать к таинственной и очень стеснительной «подружке» (что тоже правда, если под определенным углом посмотреть). Родители в подружку еще верят, но девчонки в школе уже почуяли неладное. «Признавайтесь, девки, у кого Хоев ночует?» – «Хрен его знает. Не дома же?» – «Неужто у Баранки?» – «Ага, на подоконнике снаружи!» – «На самом деле он – Бэтмен!» Общий хохот. Меня они пока всерьез не заподозрили – благо, на публике Тик по-прежнему изображает передо мной заискивающий испуг с нотками наглости. Артист он слабенький, но одноклассникам хватает. Я ему стараюсь подыгрывать, хотя находить слова для издевок становится все труднее.

Впрочем, недолго мне мучиться: пару дней тому Танька, соседка моя, вывалилась утром из своей двери ровно в тот момент, когда я по-тихому выпускала любовничка. Караулила, змея носатая. То есть ее круг уже в курсе, хоевская рожа на районе всем известна. Встретят меня скоро взгляды в классе, ой встретят… Я даже знаю, кто как смотреть будет:

Пацаны, как один: «Бля, почему не я?!»

Агапенко: «Наплачешься ты с этим кобелем. То ли дело мой.»

Байкова: «Нелли Наумовна, если он вас хоть пальцем…»

Киреева: «Ну, глаза, ну, волосы… Поматросит и бросит, как меня.»

Хайреддинова: «С учительницей?! И она смеет после этого сюда приходить?!»

Лапиньш: «Молодца! Все на борьбу с недоебитом!»

Не осудят, в общем, скорее посочувствуют. Эти детки уже кое-что про жизнь успели понять.

В учительской будут носы кривить, конечно – но что они мне сделают, старые карги? Из школы меня не выгонят: Валерьевна чуть не на коленях просила тогда, чтобы я к ним пошла, а не в гимназию. Там, между прочим, до сих пор одна историчка на все классы, по кличке Бедная Саша. Или иногда Бледная Саша. Я ей и правда не завидую: мы с коллегой Тамарой делим на двоих то же количество, и все равно приходится засиживаться до вечера иногда; а Сашка вообще, кроме школы и кровати, ничего в жизни не видит. На две ставки пахать – удовольствие для извращенцев, если хотите знать мое мнение. Особенно с нашими зар… извините… зряплатами.

…Бойкот мне объявят, говорите? Не смешите мои тапочки. Кого они тогда клевать будут – Юльчина с Марго, что ли? Чтобы, как Евсеевна в тот раз, уехать на «скорой» с гипертоническим кризом? Это я девочка тихая и беззубая…

Короче, в школе ничего страшного не случится. Пообсуждают месяц, да и забудут.

…А вот как я буду с сестренкой объясняться, кто бы мне подсказал?

Середина марта – суровое время для юных влюбленных. Проникнуть вечером в школу удается далеко не всегда, успех зависит от того, кто на вахте и в каком настроении. Катюху-то пропускают, стоит ей улыбнуться, а вот Костика не раз заворачивали: мол, нет сегодня никакого факультатива, вали домой, пока в журнал дежурства тебя не записали. Скрипнешь зубами, матюкнешься про себя – и валишь. Опять в подъезде обжиматься, да когда же это кончится!

– Кость, я замерзла. Давай, может, по домам сегодня, а?

Костик в мрачном унынии поглядел на подружку. Действительно замерзла – вон, губы дрожат и щеки бледные. Не, так не пойдет. Что-то же надо же делать, блин.

– Погоди, Катюх. Есть у меня идея, не уверен, правда, что прокатит…

Костик колебался. С одной стороны, Тохин поймет: кореш же, в конце концов. С другой стороны, как-то между ними это было не принято, вообще они о своих девках старались не говорить. Но еще раз взглянул на Катьку, наткнулся на ее измученный взгляд – и полез за мобилой.

– Алло. Тохин, здорово. Как дела? Нормально? Да, у меня тоже ништяк. Слышь, тут такое дело… если нет, так ты сразу скажи, без всяких. В общем, нам с подругой вообще пойти некуда, короче. Ты сегодня никуда не собирался случайно?.. Ну да, шляемся по улицам, в школу не пускают, задубели, как снеговики… Да часа два, максимум. Можно меньше… Куда?.. К предкам?.. Что, серьезно собирался? Слушай, если тебе в напряг – то не надо, реально. А… Ну… Ну спасибо, слушай. Правда, спасибо. С меня пузырь, Тохин. Ни фига не «забей», ты че, вообще. Сказал – пузырь, значит, пузырь. Ладно… Над дверью? Ага. Ну мы недолго, правда… Ага, звони, мы сразу свалим. Ну вообще выручил, слушай, не забуду. Давай, до связи.

Теперь Катькиными глазами можно было бы плавить снег в масштабах города – или, как лазером, сосульки сбивать. Как мало надо для счастья человеку, замерзающему на вечерней мартовской улице…

– В общем, чего. – Костик слегка смущенно прочистил горло. – Ты ж была как-то у Тохина, да? Что, не? Ну, заодно и посмотришь, у него хата прикольная. Вообще это как бы не очень, но он вроде понял. Сказал, сходит на вечер к родакам, типа давно у них не был. Часа два или три получится. Не дворец, конечно, зато тепло, чай можно поставить, и вообще. Пойдем?

– Пойдем! Костик, извини, что я тебя так заставила…

– Ладно тебе. Мне самому надоело, как не знаю что. Пошли, он возле «однушки» живет, минут за двадцать дойдем. Как раз успеет свалить.

Свет в комнате не горит, подсвечивает только оранжевый уличный фонарь. В на-три-четверти-тьме моргают светодиоды аппаратуры на стеллаже: модем, роутер, усилитель, еще какие-то загадочные коробочки и ящики, перевитые проводами – зеленые, синие, красные мерцания. Как будто смотришь в ночное небо рядом с оживленным аэропортом. Вот ведь придурь у Витька – в мастерской жить!

Тюфяк брошен между двумя столами, там, где обычно катается и крутится на стуле хозяин логова. Одеяло валяется в стороне: какой там еще холод – сейчас бы в мартен, остудиться слегка!

Раздетая до белья Катька лежит сверху на раздетом до трусов Костике. Хотя «лежит» – это, конечно, не то слово… ну а как еще это назвать? Когда тело в целом неподвижно, но при этом в нем нет ни единого неподвижного мускула? Когда каждый сантиметр кожи пытается погладиться сразу обо все, лежащее под? Нет же таких слов в человеческом языке: свист есть, сопение, рычание и мычание, а слов – хрена.

Костиковы руки наконец-то умудряются поймать непредсказуемо скачущую застежку лифчика, радостно докладывают об этом наверх – и замирают в растерянности, не получив ответа. Наверху сейчас не до мелочей, там идет наступление на широком фронте. Застежка, почуяв свою удачу, выскальзывает из пальцев и уносится в вихре.

Глаза Катьки зажмурены, губы яростно отбивают атаки превосходящих сил противника. Языков не брать, слышали приказ? Граница на замке, все в курсе? Один вот тут точно на политзанятия не ходил, ни черта не знает. Приходится ему на практике растолковывать, что – на замке! На замке! Но пассаран! Не-прой-дешь! – как сказал пидор Гэндальф милашке Барлогу!

Обломавшись в лобовой атаке, Костик применяет военную хитрость. Выждав подходящий момент, он заваливает Катьку с себя вбок, зажимает руками и ногами и продолжает наступать уже с более выгодных позиций. Теперь ей труднее маневрировать – и можно, ненадолго покинув центр битвы, пройтись кавалерийским рейдом по тылам. По векам, по вискам, поцеловать, лизнуть, чуть-чуть прикусить носик, вернуться на губы… сопротивление не слабеет? А теперь шейку, как следует, от края до края, такая чудная шейка, гладкая, пульсирующая… снова назад, как у нас тут? О, наметилась брешь в обороне. А если сейчас вдоль позвоночника пальцами, как по клавишам рояля? Слегка покалывая ногтями? Чижик-пыжик-где-ты-был?.. И чуть ниже спуститься? В ложбинку? Агаа, сдаешься, сдаешься?! Э, э, а вот это рано, коготками-то в спину! Если с этого начинать, до конца вообще есть риск не добраться: разберет боевая подруга в экстазе на запчасти, и даже не заметит…

Руки мягко перехватывают девчоночьи локти, раскидывают и фиксируют их выше головы по сторонам. Теперь уже Костик оказывается сверху, Катька раскинута под ним в полной доступности… но как-то вдруг выясняется, что нечем даже расстегнуть лифчик. Не зубами же. То есть, в некотором смысле – полный пат. С другой стороны, непримиримая царица воинственных племен, кажется, готова пойти на переговоры: вон как выгибается и обвивается всем телом. Что ж, будем готовить почву для мирного процесса.

Теперь Костиковы губы уже не проносятся лихим рейдом от ушка до ушка, а с расстановкой и обстоятельно трогают-целуют-засасывают, проходя по шее и забираясь ниже – туда, где покоренные уже равнины переходят в снежно-белые предгорья. В горах нынче повышенная тектоническая активность: непрерывные землетрясения, все ходуном. Ну так это ж самый момент для захвата! Пока им не до нас!